Всякое путешествие Невинного начинается со своего рода утопии, безопасной, мирной, любящей среды. Внезапно нас выбрасывает оттуда, и мы попадаем в мир, где нас оценивают, где процветает несправедливая дискриминация, свирепствуют конфликты и насилие и вдребезги разбиваются иллюзии.
И все же Невинный в каждом из нас знает, что если тот безопасный сад был возможен где-то когда-то, даже если мы сами не помним это переживание, то этот сад может быть воссоздан. Независимо от того, активен или спит Невинный, у него есть первичное воспоминание о том, что жизнь может быть лучше, чем сейчас. Когда мы впервые проживали невинность, мы делали это ровно потому, что кроме невинности ничего не было. Возвращение же к невинности – совсем иное дело. Теперь мы выбираем одну опцию из вселенной, которая предлагает множество других вариантов. Вот почему Невинный – это и начало, и конец путешествия. Глубоко внутри каждый стремится отправиться в путешествие, чтобы вновь оказаться, найти или создать мир, существование которого, на определенном уровне, мы считаем возможным. Только в конце герой – это уже Мудрый Невинный, познавший глубины жизненного опыта и выбравший создавать спокойный мир, где все существа могут быть познаны и уважаемы и получать поддержку.
Герой часто начинает как Невинный, но очень скоро становится сиротой, изгнанником, рабом или чужестранцем на незнакомой земле. В классической версии путешествия герой –
сирота и чужак, которого почти всегда воспитывают не настоящие биологические родители. И движущей силой квеста является еще и стремлением найти настоящих.
Сюжет всегда один и тот же, независимо от того, как нам удалось найти свою «настоящую семью»: сумев вернуться на свою родную планету или встретив существ своего вида. Все проблемы, которые нам пришлось пережить, случились потому, что мы оказались не на своем месте, словно кусочек мозаики, который силой был вставлен не туда. В рай мы возвращаемся, когда нашли свою настоящую семью, свою планету или свой биологический вид, с которым мы чувствуем подлинное родство, чувствуем себя как дома.
Многие любовные истории следуют похожему сценарию. Мы влюбляемся и ненадолго попадаем в Рай. Потом случается что-то, и мы обнаруживаем, что возлюбленный не только не совершенен, но и просто смертен и даже обычен. Как родители не могут полностью соответствовать архетипам совершенных Великой Матери или Великого Отца, так и ни один мужчина и ни одна женщина не могут полностью соответствовать образу совершенного возлюбленного и родной души. Завершаются или продолжаются отношения, большинство из них, как бы романтично и идиллически не начинались, рано или поздно «изгоняются» из первоначального состояния страстной влюбленности.
Миф об изгнании из рая и возвращении в него, история о вновь обретенном истинном доме или о найденных своих, истории любви – все это вариации мифа о потерянной и найденной невинности. И всякий раз сюжет полон глубокой надежды и помогает пробудить невинного чистого ребенка, верящего так сильно и глубоко, как способен только ребенок.
Именно о пробуждении этой детской веры говорил Христос: «Если не умалитесь как дети, не войдете в Царствие Божие». Именно эта способность верить позволяет держаться своих мечтаний, надежд и устремлений даже в самом плачевном раскладе и посредством способности верить осуществлять их.
В идеале, всякое новое дело мы начинаем с определенной невинности: открытости, оптимизма, воодушевления. Поскольку мы не знаем, что придет, то мы должны доверять. По мере движения по спирали путешествия все дальше мы становимся все более мудрыми и все менее наивными.
И только в состоянии Невинного случаются чудеса. Все остальные архетипы слишком заняты попытками контролировать результат. Так, многие религии изображают Бога как небесного любящего родителя, поскольку такой образ позволят нам довериться тому, что мы в безопасности в этой вселенной.
Непослушание и вера Часто Невинный – тот, кого обвиняют в изгнании из рая, и тогда можно услышать призывы о возмещении убытков или искуплении вины. Например, Ева ослушалась и вкусила яблоко с древа познания добра и зла, и тогда Адам и Ева были изгнаны из Рая и прокляты.
Это изгнание из целостности в дуализм познания добра и зла парадоксальным образом благоприятно. В иудаизме и в христианстве единство с Богом восстанавливается, и рай возвращается или на земле (посредством построения общества в соответствии с законами божьими), или в жизни после смерти.
Диснеевский мультфильм «Земля до начала времен» рассказывает историю о маленьком динозавре, отправившемся в путешествие со своей мамой. Засуха разрушила их рай, но мать знает, что далеко-далеко есть цветущая долина, и если они будут долго идти, то они ее найдут. В пути мать умирает, и маленький динозавр продолжает путешествие в одиночку, собирая в дороге ровесников всех возможных размеров и видов. У героя есть все поводы, чтобы оставить надежду, но он сохраняет веру в слова своей матери. В конечном итоге он находит зеленую долину, совсем такую, как описывала его мать.
Все подобные истории напоминают о том, что верить безопасно и что вера будет вознаграждена. Когда архетип Невинного доминирует в нашей жизни, нам кажется, что это невозможно: найти или воссоздать Рай. Требуемое искупление вины или возмещение убытка находится за пределами наших способностей это сделать. И наша работа в том, чтобы иметь веру. Это делание открывает двери для чудес.
Девственность и преданность Зачастую классический герой хранит верность Королю или Королеве, делу, богу или богине или великой любви. Сохранение этой верности – центральный аспект героизма. У каждого есть обещания, данные в юные годы себе или другим, и эти обещания остаются священными для Невинного.
Многие истории средневековой литературы чествуют женщин, выбирающих умереть, чтобы защитить свою девственность. Девственность – символ Невинного в каждом из нас, который остался незапятнанным и чистым независимо от того, что мы сделали или что сделали с нами. Древнее значение «девственницы» говорило о женщине, «одной в себе» (one-in-herself) и целостной, не являющейся ничьей собственностью. Это можно интерпретировать как состояние целостности и не обязательно как физическое благочестие.
В культурном слое, где женщины несли социальное бремя двойных стандартов касательно физического целомудрия, мужским героям, например Парсифалю, также предписывалось хранить девственность до свадьбы и быть верным впоследствии. В терминах психологической реальности (а не целибата) им нужно было сохранить первичную цельность Невинного, сохранить верность детским клятвам, данным из невинности, до тех пор, пока они не будут готовы дать новые клятвы в зрелости. Сохранение себя для величайшей любви своей жизни заключается в верности невинным мечтам, романтическим, профессиональным, политическим, а не в выборе оседлой жизни в угоду наслаждениям момента.